Нашёл и старую бабушку, лет восьмидесяти. Она при барах в экономках ходила. Наколол ей дров, чайку напросился попить со своим сахаром, завёл разговоры про старину. Оказалось бабушка служила не самой Перси-Френч, а ее внучатой бабушке, баронессе Стремфельд. Имение раньше ей принадлежало, к племяннице перешло только лет за двадцать до революции.
Бабушка, несмотря на более чем преклонный возраст, сохранила редкое здравомыслие и скептицизм. Она с иронией вспоминала, как жила перед революцией в Симбирске, где у многих бар появилось модное увлечение спиритизмом. Хозяева, у которых она тогда служила, вызывали духов, вертели тарелочки. О Перси-Френч же, она отзывалась с большим уважением. Хорошая женщина и практичная.
Вот эта бабуля и поведала мне, что потайные подвалы и ходы точно существовали. Но, построены они были ещё при крепостном праве, и место их держалось в глубочайшей тайне. Наёмным слугам баронесса Стремфельд уже не доверяла, ходила в тайные подземелья одна. Передала она свои секреты наследнице – неизвестно. Но, последние из дворовых, знавшие тайны подземелья, были живы ещё незадолго до революции.
Больше мне ничего узнать не удалось. Гость из-за кордона так и не появился, так что сидеть мне в Тереньге дальше не было никакого смысла. За день до отъезда для последнего доклада в Сызрань, к нашему дому подкатил автомобиль. К моему изумлению оттуда вышел знакомый разведчик в сопровождении двух крепких мужчин в форме НКВД. Спектакль был обставлен по всей форме. Мгновение спустя, меня крепко взяли под руки и потребовали документы. Затем отвели в сарайчик, перетряхнули все вещи, забрали бумаги. Приехавшие строго выспрашивали, кто я, откуда, в какой части служил, откуда призван. Потом стали выяснять у подошедших хозяев, знают ли они меня, не заметили ли в моём поведении ничего подозрительного. Я покорно участвовал во всём этом действе, ожидая, что будет дальше.
Разведчик отпустил сопровождавших и попросил нас с хозяевами пройти в дом.
– Извините, лейтенант. Работа такая. Вам придётся проехать с нами в Сызрань. Мы сходим для верности к Вашему врачу, ещё кое-что уточним и отпустим Вас. Вы ведь всё равно собираетесь туда ехать?
Я кивнул. Он повернулся к хозяевам.
– Мы получили информацию, что к Вам может быть подослан из-за линии фронта человек. А тут появляется некий лейтенант. Вот мы и решили проверить, не тот ли это, кого мы ждём. Ещё раз извините, лейтенант. А к Вам отец, у меня будет вопрос…
– Сын? – упавшим голосом выдохнул дед.
– К сожалению, да. Мы знаем, что он был в плену, и его гитлеровцы склоняли к сотрудничеству.
Старуха отвернулась к окну, супруг её опустился на лавку. Шла война, они давно были готовы к худшему.
– Судя по тому, что посланец не появился, Ваш сын не стал предателем. Скажите, он знал что-нибудь о подземных ходах в барском доме?
Вопрос этот старика нисколько не удивил. Он грустно, покорно улыбнулся и только сказал в сердцах, обращаясь куда-то в окно:
– Эх, дурак, дурак! Говорил я тебе, держись подальше от этих проклятых подземелий. Вот они тебя и сгубили. Да вы присаживайтесь. В ногах правды нет. Никто про эти чёртовы подземелья ничего не знает. Да, и слава Богу.
Я печником раньше был. В барский дом меня частенько звали. Всё больше трубы чистить. Вот раз и застрял у меня шар в дымоходе. Ни в зад, ни вперёд. Что делать? Оставлять нельзя. Здесь система дымоходов очень сложная, забей один – всё из строя выйдет. Решил в одном месте кладку разбирать. Чтобы в комнатах не пачкать, через печь подлез. Целый день возился. Кладка старая, ещё крепостные мастера делали. Пока до шара добрался – измаялся совсем. Только тронул его, а он вдруг, раз! И провалился куда-то. Дотянулся я до того места, вижу, отверстие вниз уходит, а оттуда воздухом тянет. Потайной дымоход откуда-то снизу. Про это я тогда никому не сказал. Печь починил и домой. Один только раз и проговорился сыну. Он уж больно ушлый был. Всё с друзьями искал подземелья с сокровищами. Я, по пьяному делу, и сболтни про тот дымоход.
– Так он нашёл вход в подземелье?
– Навряд ли. Там всё под присмотром, больно не разищешься. Хотя, чем чёрт не шутит.
– Как Вы думаете, почему фашистов могут интересовать эти подземелья.
– Про то не ведаю. Только полно народу вокруг этого дома всегда кружило. И в революцию, и после. Все чего-то вынюхивали, да про подземелья выспрашивали.
– Можете хоть кого из них припомнить?
– Как не помнить. Комендант сызранский в семнадцатом году приезжал, потом уже после революции немец какой-то. У него коммуна была где-то за Канадеем. Очень его почтительно здесь встречали.
– Фамилию не помните?
– Нет. Помню, только, что Фрицем его звали. И почёт ему был. Словно министру какому.
А шаль я всё-таки подарил. Своей квартирной хозяйке. Так и сказал. Матери, мол, берёг, а сейчас война, кто знает, что со мной будет. Ну и так далее.
Через несколько лет после войны я заезжал в Тереньгу. Хозяйка была ещё жива, а супруг её, так и не дожил до Победы. Слёг и помер в сорок четвёртым. Сын их так и числился без вести пропавшим. Прав был разведчик. Он не предал Родину. Гость из-за линии фронта так и не прибыл».
Хотя мне до сих пор ещё неясно, какие здесь действуют силы – добрые или злые, – я тем не менее непрестанно ощущаю чьё-то постороннее вмешательство, чей-то точный расчёт.
Артур Конан Дойл. Собака Баскервилей.
В училище мне всегда втолковывали – ищи изъяны. Истина эта стара, как мир и испокон веков использовалась взыскующими правды. Особенно в делах уголовных. Со времён фараоновых проводили судьи очные ставки, сверяли факты и показания и искали несоответствия. Маленькие изъяны, которые разрушали хитроумные построения лжи и проливали свет на истинное положение вещей.